Мое предназначение – поднимать настроение людям

Сегодня наша гостья – актриса Анна Варпаховская, дочь выдающегося советского режиссера Леонида Варпаховского. Многим знакома по роли Лизы в фильме Аллы Суриковой «Суета сует» (1979 год). Тогда ее приметили не только зрители, но и профессионалы: она стала лауреатом фестиваля молодых кинематографистов. Впрочем, в фильмах она снималась редко. Закончив с отличием Высшее театральное училище имени Щукина, основное внимание уделяла сцене, проработав 24 сезона в московском драматическом театре имени Станиславского. За свое творчество была удостоена звания «Заслуженная артистка РСФСР» и нескольких театральных премий.
В 1994 году актриса уехала в Канаду. Казалось, постсоветскому зрителю больше никогда не насладиться ее игрой. Но в 2007 году в театре имени Леси Украинки в рамках совместного украинско-канадского проекта состоялась премьера лирической комедии Менчелла «Бабье лето», с которой началось тесное сотрудничество Киева и Монреаля.

Здесь  все  дышит  традициями

–АННА Леонидовна, после «Бабьего лета» в репертуаре киевского театра появилось еще три ваших спектакля – «Дядюшкин сон» по Достоевскому, «Семейный ужин» Камолетти и недавняя премьера «Прощальное танго» Николаи. Почему они поставлены на киевской, а не на московской сцене, где вы работали долгие годы?

– Только благодаря Михаилу Юрьевичу Резниковичу, который, по-моему, заинтересован в подобных проектах. И вообще, тут все дышит традициями, к которым я привыкла, на которых воспитывалась, и есть прекрасная труппа. Мне приятно приезжать в театр Леси Украинки! Здесь культура существует не только на уровне труппы, но и на уровне цехов.

–А не повлияли ли на выбор театра личные воспоминания, ведь в нем когда-то работал ваш отец?

– Мы в Киеве жили несколько лет, здесь я пошла в школу. К тому же в самом театре особая аура. Есть понятие «намоленная сцена». Тут она, действительно, намоленная. Выходишь в это пространство, видишь перед собой этот зал… Возникает особое творческое настроение, настроение необычайной радости. Даже когда я играю трагический материал, такой, как «Прощальное танго». В Киеве я существую, как в бутоне. Я пришла, сыграла, получила удовольствие от зрительного зала, зарядилась положительными эмоциями от спектакля, прошлась по красивым улицам. И у меня хорошее настроение. А еще мне нравится, что в театральных кругах Киева хранят память об отце. Кстати, недавно я подарила дому-музею Булгакова машинописную рукопись «Записок покойника» Михаила Афанасьевича, с которым отец был дружен. Этот экземпляр несколько отличается от того, что издано. Его в свое время подарила папе Елена Сергеевна (жена Булгакова. – Авт.). Он у меня стоял на полке и желтел. Вот я и решила: пусть будет в музее, чтобы люди могли видеть.

–«Прощальное танго» стоит особняком от сыгранного вами на киевской сцене. Это скорее моноспектакль, причем трагедийной окраски. Что заставило взяться за столь сложный материал?

– Тема одиночества, зазвучавшая в последнее время, и желание показать другие грани своих возможностей. Захотелось пройти непроторенными дорожками, сделать что-то новое. В этой пьесе замечательная для меня роль, которая мне безумно нравится.

–УЕХАВ в Канаду, вы предполагали, что снова будете играть на Родине?

– Если честно, я думала, с театром уже покончено, но не смогла без сцены. Уже через полгода, выучив французский, я играла в местном театре, снялась в сериалах. Но это было все не то. Считаю, что актер не должен играть на чужом языке. Даже если он его блестяще выучил или запомнил фразы, речь звучит для местной публики как чужеземная. Можно раз-другой посмотреть ради экзотики. Русские актеры должны работать на родном языке.
Поэтому мы с братом – режиссером Григорием Зискиным – создали театр имени Варпаховского. Это единственный в Северной Америке профессиональный русский театр, поддерживающий традиции русской театральной школы.

–И каково живется русскому театру в Америке?

– В принципе такой театр – явление невозможное для заграницы: нет широкой аудитории. Нам приходится много ездить по Америке. Сыграем 2-3 раза в одном городе – и все! Спектакль отрепетировали, сделали, создали, а он “умер” через 15 показов. Но я не сожалею, что занимаюсь этим. Тут совершенно другой уровень работы. Я перестала быть зависимой, какой была, работая в Москве. Теперь могу выбирать пьесы, партнеров. Из-за театральной убогости Запада пришлось многое создавать самой. Это очень мобилизует и многому учит. Счастье, что наши спектакли продолжили свою жизнь в Киеве и Москве (там идет только «Бабье лето». — Авт.). А поскольку они вошли в репертуар театра Леси Украинки, то теперь его труппа выезжает с ними на гастроли в другие города.

–Вы сейчас большую часть времени проводите в Украине и России. Но ведь в Канаде ваша семья…

– У меня ужасная семейная ситуация, просто катастрофическая! Мне приходится разрываться. Мои любимые люди разбросаны по миру. Муж работает в Москве, сын блуждает между Монреалем и Москвой, а дочка живет в Монреале и очень по мне скучает. Правда, она уже вышла замуж, так что я говорю: «У тебя есть теперь кому поплакать в жилетку». Муж у нее квебекский француз. Уже выучил четыре фразы по-русски. Но мне нравится, что он меня называет «теща» (по-французски «бель мэр» — красивая мама). На «бель мэр» я согласна.

–Дети не хотели стать актерами?

– Нет. Они увидели страшную изнанку этой профессии – адский труд. Я теперь понимаю папу. Он стоял передо мной на коленях и умолял: «Стань переводчицей (мне легко давались языки), поедешь за границу (тогда это была мечта!), переведешь хорошую пьесу, а я поставлю. Только, пожалуйста, не иди по этой стезе!» Но мама сказала: «Пускай идет. А то потом у нее что-то не получится и она скажет, что мы ей помешали».
И я благодарна Господу – за семью, детей, прекрасных родителей, за очень интересные встречи в жизни, за то, что играю замечательные роли. Думаю, мое предназначение в том, чтобы сказать со сцены что-то хорошее, пусть у людей поднимется настроение или они задумаются о чем-то важном.