В Русской драме нашли убийцу юного Вертера

Новый спектакль Национального академического театра русской драмы им. Леси Украинки родился из самостоятельной работы молодых актеров. Валерий Величко, Елена Тополь и Виталий Метерчук предложили свою трактовку знаменитого романа Гете «Страдания юного Вертера».

Страстный роман, закончившийся гибелью героя, в свое время не просто прославил Гете, но и сделал его скандально знаменитым писателем. После выхода в свет книги о молодом страдальце в молодежной среде стало модным не только носить костюм а-ля Вертер, но и стреляться из-за несчастной любви. А ведь роман во многом автобиографический. В 22 года на танцевальном вечере будущий классик познакомился с некой Шарлоттой Буфф — девушкой замечательной во всех отношениях, но, увы, помолвленной. Она-то и стала прототипом Лотты в романе. Правда, оказавшись «третьим лишним», Гете не пытался покончить с собой, списав трагический финал жизни Вертера с биографии своего друга. Тот застрелился, не пережив замужества любимой.

Спектакль Русской драмы (в отличие от романа) начинается вовсе не идиллическими зарисовками первой встречи Вертера с возлюбленной. Учитывая то, что сюжет «Страданий...» большинству зрителей знаком, а имя Вертера давно уж стало нарицательным, было бы по меньшей мере наивно пытаться сохранить интригу. Трагический, роковой исход событий анонсирует фигура в черном плаще с капюшоном, торжественно передающая герою свечу.

По идее свеча должна разжечь в юноше доселе неведомые ему страсти — те, что способны и дать жизненные силы, и их погубить. Но костер тлеет, не разгораясь. Валерий Величко изо всех сил старается играть на нерве, создавая своего Вертера вдохновенным, увлеченным, порывистым, исполненным внутреннего трепета. Чуткая Лотта вполне заслуженно называет друга «чересчур чувствительным». Но если этот Вертер и переживает мощные эмоциональные потрясения, то очень сдержанно. Он очень занят собой, зациклен на своем внутреннем мире. Примечательно, что в письмах, адресованных другу детства, Вертер описывает не столько события, происходящие в его жизни, сколько перемены, происходящие в его душе. Он действительно так пристально вглядывается в себя, что порой кажется: занимает его не столько Лотта, сколько «стук собственного сердца, заглушающий стук башмаков».

Полная противоположность Вертеру — жених Лотты Альберт (Виталий Метерчук). Если первый — романтик до мозга костей, то второй — воплощение рационализма. Он умен, удачлив, надежен, расчетлив и спокоен. По Альберту Метерчука не сразу скажешь, влюблен ли он в Лотту или женится по расчету. Свою невесту он лишний раз не обнимет и даже ревности своей до поры до времени не выкажет, сохраняя самообладание и вежливо приглашая соперника остаться на ужин. Принципиальная разность этих героев — душевный разлад и душевное равновесие — заметна даже без слов. Если на протяжении всего спектакля движения Вертера дерганые и порывистые, руки постоянно что-то теребят и голос срывается, то Альберт держится непринужденно и говорит ровно. Но, усыпив нашу бдительность, именно этот герой однажды «взорвется». Сила взрывной волны круто изменит ход событий и предрешит конец.

Лотта (Елена Тополь) персонаж занимательный прежде всего тем, что находится в развитии. Если решение Вертера убить себя зреет как-то незаметно для зрителя (что само по себе, конечно, досадно), то трансформация Лотты налицо. Ей, оказавшейся между двумя крайностями — хнычущим неврастеником Вертером и волевым Альбертом, предстоит пройти нелегкий путь. Смена почти детского белого платьица на темный бархатный корсет походит в спектакле на ритуал — инициацию. А свадьба героев благодаря музыкальному оформлению Александра Шимко становится просто катастрофой: звон церковных колоколов кажется не то жуткой какофонией, не то тревожным набатом. Свою новую роль Лотта принимает со всей ответственностью. Перерождаясь, она подавляет в себе импульсивность, романтизм, юношескую наивность. И чем больше сближается с мужем, тем острее Вертер чувствует себя чужим, лишним. Его неконтролируемые эмоции ее пугают, и на наших глазах (не без участия Альберта, чья сила противопоставлена слабости Вертера) рождается идея избавиться от вечного раздражителя, нарушающего покой семьи.

Формально Вертер, оказавшийся не у дел, в финале спектакля сам наложит на себя руки. То есть от текста романа артисты не отступали. Но акценты расставили так, что, по сути, самоубийство героя превратилось в убийство. Ведь проницательная Лотта не просто догадывается — знает, что Вертер сломается. Знает, но преступно бездействует. Каждый его намек на невозможность жить дальше она воспринимает как сигнал — меняется в голосе, делает многозначительные паузы, но попыток предотвратить несчастье не предпринимает. Более того, она сама передает пистолет потенциальному самоубийце. Сцена принятия рокового решения — одна из самых эмоционально насыщенных в спектакле. По уровню накала страстей она близка сцене поцелуя Вертера с Лоттой. Героиня, так долго подавлявшая свои страсти, боится саму себя, поэтому избавляется от Вертера, руководствуясь инстинктом самосохранения. Это ее рука погасит свечу в финале.

Призывают ли участники спектакля осуждать пусть не хладнокровную, но все-таки убийцу? Вряд ли. Во-первых, «каждый, кто на свете жил, любимых убивал». А во-вторых, взвинченный, лихорадочно-возбужденный, неуравновешенный Вертер, каким сыграли его в Русской драме, был обречен изначально. Упиваясь своим страданием, он доходит чуть ли не до самолюбования. И кажется, останься Лотта с Вертером, он нашел бы иной повод мучиться и терзаться. И эта догадка снижает градус трагедии.

Но даже если эмоционального потрясения на этом спектакле зритель не испытает, то наверняка задастся важными вопросами. Например, как расценивать самоубийство Вертера — как самопожертвование, желание уйти с пути любимой или малодушие? Помогло ли это вымышленное убийство самому Гете вернуться к жизни после несчастной любви? Не убил ли он этим выстрелом Вертера в себе? Ведь такой искренности чувств, порой даже сентиментальности не встретишь в более поздних его произведениях. В этом-то и состоит ценность классических произведений — во множестве возникающих вопросов и невозможности однозначных ответов.