Преса

Преса

Шекспир напишет не про нас

В Киеве переписали и поставили депрессивную комедию

В Театре русской драмы им. Леси Украинки состоялась премьера «Циничной комедии». Сценическую версию малоизвестной пьесы Вильяма Шекспира создал режиссер Леонид Остропольский. В «Меру за меру» он ввел новых персонажей, изменил финал и даже убил одного из героев. Главные роли сыграли Анна Артеменко, Дмитрий Савченко и Олег Треповский.
Сцена из спектакля

Истина в стихах

Постановку классической пьесы Остропольский назвал театральной фантазией на тему — и снял с себя ответственность за подлинность оригинального текста. «Меру за меру» где-то сократили, где-то дописали, расширили, дополнили стихами и неожиданными акцентами. Так что одной из последних пьес Шекспира реконструкция пошла на пользу.

Более трех веков на разных подмостках «Мера за меру», как правило, проваливалась. Во-первых, пьеса запутанная — около половины персонажей кажутся лишними. Во-вторых, у нее нет четких жанровых рамок. Создается впечатление, что даже сам драматург не определился, что пишет — комедию или трагедию. Поэтому герои разделились на два отдельных лагеря — комиков (повесы) и трагиков (люди от религии и власти). И дуальность эту в Русской драме подчеркнули визуально. Первых нарядили в шутовские карнавальные костюмы, вторых — в сдержанные черно-бело-серые одежды (художник по костюмам Дмитрий Разумов). Только молодой дворянин Клаудио, из-за которого начался весь сыр-бор, — в ярком распутном мире лишь одной ногой. К его мышиного цвета костюмчику пришили красную штанину.

Демократичный властитель Вены герцог Винченцио понимает, что не может навести порядок в городе, погрязшем во грехе. И временно передает власть более решительному наместнику Анджело. Этот апостол добродетели с народом не церемонится, решительно искореняет порок. И первым же указом постановляет: за прелюбодеяние — казнь. Жертвой показательного наказания становится бедняга Клаудио, обрюхативший свою невесту. Сестра осужденного — послушница монастыря Изабелла просит строгого пуританина о помиловании. Но увидев девушку, Анджело теряет самообладание и нарушает собственный указ — предлагает выкупить брата ценой девичьей чести.

Вот тут-то обнаруживается главный режиссерский акцент, найденный режиссером. Он и задает трагическую тональность всему спектаклю. У Шекспира Изабелла мучается, выбирая между честью и жизнью брата. У Остропольского — переживает не за себя и брата. На хрупкие девичьи плечи падает весь груз не одной трагедии Шекспира. В «Циничной комедии» Изабелла — Гамлет в юбке. Она страдает от несовершенства мира. И заботит ее не тот разврат, что расцветает буйным цветом в городских подворотнях, а тот, что искусно прикрывается добродетелью. «Мир раскололся, и скверней всего, что я рожден восстановить его», — знаменитые слова, произнесенные принцем датским, припоминаются, когда тот же диагноз веку ставит новое воплощение совести — Изабелла: «Все мерзостно, что вижу я вокруг...» (Строки одолжены создателями спектакля из сонета Шекспира).

Сцена из спектакля

В уста других героев — Герцога, Фемиды (этого персонажа в оригинале не было) — вложены поэтические цитаты на ту же тему: «Все связи рвутся», «Все расшаталось», «Все перепуталось навек». Текст сценической версии пересыпан тщательно отобранной и органично вписанной поэзией разных авторов: от современника Шекспира Джона Донна до Анны Ахматовой и Осипа Мандельштама. И в этом хронологическом разбросе — свой намек. Оказывается, красивые слова царя Креона (Жан Ануй, «Антигона») о том, что, издавая закон, правитель первым становится его рабом, не действуют ни в XVII, ни в XX, ни, надо полагать, XXI веке. Прав тот, у кого больше прав. А свою вину и вину простого смертного правитель измеряет совсем не единой мерой.

Во власти страсти

Первая исполнительница роли Изабеллы — Анна Артеменко. Ее манера игры в спектакле настолько разнообразна, что не всегда успеваешь отыскать мотивы перемен. Будущая монахиня, оскорбленная тем, что вынуждена просить за грешника, вначале строга, горда и неприступна. Но в следующую минуту, сбросив чепец и с ним все правила приличия, присущие послушнице, становится горячо-страстной, кардинально меняется даже в манере говорить. Забывая о собственном достоинстве, она бросается в ноги наместнику, умоляет, угрожает, срывается на смех и слезы, пытается взять его наивностью, надавить на жалость. А когда понимает, что Анджело всерьез предлагает ужасную сделку — будто превратилась в тряпичную куклу — чья-то невидимая рука вырывает из девушки внутренний стержень.

Кажется, в Гамлета она перевоплощается именно в этот момент, становится нервной, погруженной в себя. Видно, что осознание несовершенства мира приносит героине Артеменко почти физическую боль. Сообщая брату, что не может его спасти, она почти безумна. Кстати, эту же роль совсем иначе играет Ирина Новак. Ее Изабелла, как подобает будущей монахине, кроткая, бесхитростная, не склонная к противоречивым эмоциям. С ней весь спектакль звучит по-другому — ровнее, размереннее.

Противоположный полюс этой героини (особенно сыгранной Артеменко) — бесстрастный, жесткий, нетерпимый скептик Анджело. Образ, созданный Дмитрием Савченко, сплошное рацио. Даже охваченный страстью наместник не растерян и не подавлен, как того ожидаем, он зол на себя за минутную слабость. Впервые в жизни испытав страсть, вместо того, чтобы предаваться чувствам, анализирует их природу, ищет, где ошибся.

Герцог Винченцио на сцене Русской драмы также стал «гамлетизирующим персонажем». Олег Треповский ведет себя не так, как пристало городскому главе. В его голосе нет повелительных нот, свойственных представителям власти. Еще в экспозиции спектакля он — зябнущий и неудовлетворенный собой человек. Видимо, угнетает герцога собственное бессилие, осознание своей мягкотелости. Однако к финалу спектакля он понимает, что и политика кнута  от Анджело особой пользы не принесла. И в пьесе и в спектакле герцог только задает вопросы, не находя ответов, переводя проблему в разряд неразрешимых и вечных.

Итак, несложно догадаться, как решил для себя дилемму трагедия, или комедия — постановщик спектакля. Несмотря на обилие плотских шуточек, льющихся из уст гуляк, повес и пьяниц, смеяться не очень хочется. Естественно, в зале хихикают, когда один из персонажей всех обзывает козлами, но это не заслуга актеров. Настоящего веселья и смеха залу они не передают. Но в том, что разнузданных и бесстыжих актеры играют весьма робко, не вызывая отвращения, есть определенный смысл. Выходит, истинный разврат нужно искать в другом — менее явном месте.

На руку трагедии и тревожная звуковая тональность спектакля (музыкальное оформление — Александр Шимко) и декорации, в которых пестрая гвардия разгильдяев смотрится как чужеродное тело. Сценическое решение Алексея Вакарчука лаконично и не иллюстративно — перед нами Вена условная. А мог быть Лондон, Берлин, или Париж... На сцене только гигантские весы. На одной чаше буква закона (свод законодательных актов), на другой — Изабелла (живой человек). Весы колеблются, когда решаются судьбы героев. Интересно воплотил художник символ власти — то ли меч, то ли крест, ведь «власть — полубог, кого захочет, того помилует».

Череду хэппи-эндов, как-то «вдруг» прописанных драматургом в конце пьесы, в театре решили разбавить смертью. Действительно, не стоит забывать, что «Мера за меру» — одна из последних шекспировских пьес, что зрелое сознание вообще не склонно к оптимизму. Тем паче не до веселья стало в Англии после жестокой расправы Елизаветы над бывшим фаворитом графом Эссексом. Страна жила в страхе, опасаясь цензуры, Шекспир не мог описать всего, что тревожило его поколение. Тем не менее внимательный читатель и зритель разглядит и меру фарисейства, захлестнувшего мир, и меру праведности суда земного, и меру милосердия тех, кто поставлен вершить наши судьбы. Каждая проблема достойна отдельного разговора на сцене и то, что театр рискнул поднять их все, заслуживает как минимум уважения. И даже местами несовершенное исполнение замысла не умаляет его размаха и не мешает искать Гамлета в себе.

Елена Францева

"Известия", понедельник, 30 января 2012

Посилання:

 
go_up