На сцене Русской драмы — премьера спектакля на трех языках

На Новой сцене Национального академического театра русской драмы им. Леси Украинки — постановка украинско-немецкого спектакля «Пробуждение весны». Пьесу Франка Ведекинда о первой любви и проблемах подросткового возраста поставила немецкий режиссер Катрин Кацубко.

Работа над ошибками

С Институтом театроведения Университета Людвига Максимилиана (Мюнхен, Германия) Театр им. Леси Украинки сотрудничает много лет. Результатом этой работы стали украинско-немецкие спектакли «Ромео и Джульетта» и «Марат/Сад» — также поставленные Катрин Кацубко. Новый проект после киевской премьеры покажут в Зальцбурге и Мюнхене — городе, где жил автор «Пробуждения весны».

Имя Франка Ведекинда — классика немецкой литературы — малоизвестно на постсоветском пространстве, а его пьеса о подростках практически не имеет сценической истории в русскоязычных театрах. Впрочем, 100 лет назад эту пьесу ставил Всеволод Мейерхольд. На то время она казалась не просто смелой — скандальной. В ней очень откровенно говорили о чувствах молодых людей, об их первом опыте, а главное — о лицемерии общества. Ведь родители главных героев пьесы, считая, что говорить с детьми «про это» неприлично, сами навлекают беду на своих чад. Постигая особенности взрослой жизни самостоятельно, подростки зачастую совершают ошибки. Так, свято веря в аиста, 14-летняя Вендла беременеет и умирает после неудачного аборта.

Неудивительно, что в начале прошлого века театральная цензура беспощадно сократила пьесу, вырезав самые «крамольные» фрагменты, к примеру, любовную сцену на сеновале. Восстанавливать оригинал, а частично и переводить его заново взялась переводчик и куратор проекта Алла Рыбикова. По ее словам, в процессе работы приходилось вносить определенные изменения. Правда, на этот раз сокращения обусловлены не цензурой, а производственной необходимостью. «Пробуждение весны» идет без перевода и субтитров на трех языках: украинском, немецком и русском. То есть перед авторами сценической версии пьесы стояла задача на первый взгляд невыполнимая — сделать спектакль понятным и русско-, и немецкоязычной публике.

Надо отдать должное Катрин Кацубко и Алле Рыбиковой — их труды не прошли даром. Русскоговорящему зрителю, не читавшему Ведекинда 90% содержания пьесы понятны. Но... не слишком ли дорогой ценой далась эта победа? Кажется, что все силы актеров ушли на то, чтобы донести смысл текста до публики. А вот эмоций, человеческого сопереживания зритель недополучает. В этом спектакле нет мощных потрясений, хотя по сюжету гибнут двое подростков и не родившийся человек. Не хватило и переживаний, свойственных детям, переходящим вдруг в статус взрослых: страха перед чем-то неизведанным, трепета из-за обнаружения в себе новых, ранее незнакомых чувств.

Театр и немцы

Все вышеперечисленные замечания могли бы стать приговором для спектакля, поставленного в лучших традициях психологического театра, к которому привычно абсолютное большинство русскоговорящей публики. Хотя в немецком театре сухая, рациональная подача материала воспринимается как должное. И если забыть о принципиальности, проявить уважение к другой культуре, принять эти правила игры, все станет на свои места.

Рассуждая логически, легко можно обнаружить главную проблему, поднятую режиссером. Наши дети, знающие о жизни так много, оказываются неготовыми взрослеть. Главному герою Мельхиору (Александр Крючков) кажется, что он знает все. На самом же деле уберечь подружку Вендлу (Катарина Най), от нежелательной беременности он не смог. Потеряв ее, он понимает, что так и остался беспомощным ребенком.

Не помогли и родители, которые были слишком заняты собой.

Здесь стоит отметить, что вся эта история разворачивается в очень мобильной декорации: на сцене черно-белые кубы разной формы, похожие на фигурки детского конструктора. Во время представления они легко трансформируются в мебель, кафедру, кладбищенские надгробия... В самом начале спектакля все кубики хаотично свалены посреди сцены — надо полагать, символизируя некую головоломку. Печально, но в итоге детишки остаются с ней один на один — на родителей полагаться не приходится.

Вечную разобщенность отцов и детей подчеркивает и то, что говорят они на разных языках. Правда, логика языкового распределения между героями понятна не всегда. Почему, например, по этому признаку поделены лучшие друзья: Мельхиор и Мориц (Жан-Марк Турмес), или что заставило одну из мам, на протяжении всего спектакля говорящую по-украински, в одном из эпизодов вдруг перейти на русский?

Говоря об актерских работах, хочется выделить Ирину Борщевскую, сыгравшую мать главного героя. Решение роли очень неожиданно. Госпожа Габор — не просто мама. Это зрелая женщина, энергия которой хлещет через край. Общаясь с другом сына, актриса как бы невзначай поглаживает себя и говорит таким томным голосом, что, кажется, в ней единственной весна все-таки пробудилась... Остальные роли сыграны очень технично. И хотя команда украинских участников по части мастерства «выиграла» у немцев, выделить кого-то сложно. Опять-таки, по причине того, что ребята, оказавшиеся в очень нестандартной ситуации, были вынуждены постигать эстетику чуждого им театра.

И здесь возникает главный вопрос: чем и для кого полезны подобные театральные эксперименты? Наверняка поиск нового сценического языка и новых приспособлений в актерской игре важен для самих исполнителей. Но будет ли интересна зрителям постановка, скорее похожая на лабораторную работу, нежели на полноценный спектакль? На этот вопрос каждый из нас должен ответить сам, предварительно проверив на себе, что вызовет такой театр конкретно в вас: интерес, или отторжение?