Михаил Резникович — о немецких трагедиях и французских комедиях в Театре русской драмы

Художественный руководитель театра Михаил Резникович рассказал «Известиям в Украине» о своем первом музыкальном спектакле, последней любви Мольера и мелодраме одесского разлива.

Театр и немцы

Раньше вы сетовали на то, что украинский театр «начинает автоматически повторять второразрядный западный театр, прежде всего немецкий». Русская драма поставила очередной украинско-немецкий проект «Пробуждение весны». Значит ли это, что вы изменили свое мнение?

Нет, я и сейчас против «второразрядного западного искусства», которое, по мнению художника Михаила Шемякина, победило в России. Копирование приемов и методов такого театра ставит нас в разряд «повторяшек», по-моему, ничего живого при этом возникнуть не может.

Но, говоря это, я не имел в виду наши связи с Институтом театроведения Мюнхенского университета. В Германии, как и в Украине, существуют разные театры. Наши совместные проекты в основном студенческие. Подобное сотрудничество дает нам возможность понять природу чувств иного народа, а им — нашу. Такое «оплодотворение» в искусстве очень полезно. Мы должны знать западный театр, чтобы понимать, что оттуда можно почерпнуть.

Я догадываюсь, чему могут поучиться немцы у наших артистов. Но чем подобное сотрудничество может быть полезным для наших ребят?

Если и стоит что-то перенимать у Европы, то прежде всего актерскую технику. Надо признать: ее уровень у немецких актеров выше, они профессиональнее работают и с ритмом, и со словом. А мы... Очень часто мы ленивы и нелюбопытны. (Совсем по Александру Пушкину.) Мы знаем множество правильных слов, произносим их, но не реализуем. Техники не хватает. Очень часто мы внутренне не верим, что черная работа над своим телом и словом может принести плоды. Но вы правы, немцам есть чему поучиться у нас — великим духовным традициям, полету души, выходу на сцену «из живой жизни, а не из-за кулис». Недавно на фестивале во Львове мы сыграли премьеру прошлого сезона — немецкую пьесу «Бешеная кровь». Успех был ошеломительный. Автор пьесы, приехавший во Львов, признался, что не ожидал увидеть такой уровень духовного накала конфликта, который продемонстрировали наши молодые актеры — студенты четвертого курса театрального университета.

То есть вы считаете, что в «Пробуждении весны» взаимообогащение произошло?

Безусловно. Когда наши актеры играют в немецкой пьесе, природа немецкого национального характера, его четкость, жесткость, рационализм должны присутствовать обязательно. Но при этом наши ребята смогли внести в спектакль большую меру сердечности, душевности. Это создало интересный симбиоз. Кроме того, спектакль получился очень чистым, хотя в нем речь идет о жутких вещах. Жанр своей пьесы Франк Ведекинд определил как «детская трагедия». Это история о первом пробуждении чувственности и влечения к противоположному полу, о том, как родители, зацикленные на догмах морали, калечат судьбы своих детей и становятся причиной их гибели. В XIX—XX веках в Германии, как ни в какой другой стране, жесткость и императив родителей давил на молодых своей ортодоксальной беспощадностью. Этот спектакль заставляет задуматься. Хотя зритель приходит разный. Шесть спектаклей мы сыграли при аншлагах, а раз во время аплодисментов я вышел в фойе и услышал: «Что за дерьмо они поставили?»

В октябрьской афише есть еще одно название из классики немецкой литературы...

«Страдания юного Вертера» Иоганна Вольфганга Гете — это уже сугубо наш проект. Молодежь нашего театра в конце каждого сезона показывает самостоятельные работы. Лучшие из них становятся спектаклями. Так в свое время у нас возник спектакль «1001 страсть» по рассказам Чехова. То, что теперь они заинтересовались Гете и целый год над ним работали, как минимум похвально. Ведь в романе поднимаются сложные темы — духовность молодежи, искренность чувств, бескорыстие, самопожертвование. (Вертер, любовь которого отвергли, находит в себе силы отступить, решает не мешать счастью любимой женщины и в итоге кончает жизнь самоубийством.) Многие откроют для себя совсем другого Гете. Не автора сакраментальной фразы: «Лучше несправедливость, чем беспорядок», а героя романа «Лота в Веймаре». В нем Томас Манн описал встречу уже немолодого Гете со своей юношеской любовью, как это было и больно, и страшно, и прекрасно. Вот эта тема любви — чистой, высокой, бескорыстной, мне кажется, очень важна сегодня.

Нотный план

В «Любовном безумии», которое ставите вы, тоже история любви, правда, не столь трагичная. При прочтении эта пьеса кажется простенькой, такой себе водевиль. Вряд ли вы брались бы за нее, не имея оригинального режиссерского решения.

Во-первых, я не считаю пьесу Жана Франсуа Реньяра такой уж простенькой. В ней заложен мощный заряд чувств и душевных переживаний молодых. Ведь главная героиня пьесы Агата готова притвориться сумасшедшей, лишь бы добиться своего — освободиться от старого опекуна и воссоединиться с любимым. Думаю, не каждый из современных молодых людей способен решиться на такое даже во имя любви. Именно сумасшедшей остротой конфликта и предлагаемых обстоятельств, силой чувств, энергетикой решимости героев заинтересовала меня эта написанная триста лет тому назад пьеса.

Ее решение необычно — впервые в истории нашего театра мы решили поставить музыкальный спектакль. Юрий Шевченко (по-моему, лучший театральный композитор Украины) написал прекрасную музыку для этой постановки. В пьесе всего пятеро действующих лиц, но этот замысел вынудил нас добавить еще десятерых — хор.

В драматическом театре хор давно стал атавизмом, приветом из античности. Как же играть его современным артистам?

Это подбрасывает немало головоломок, которые нам с ребятами предстоит решать. И главная проблема в том, что хор в оперетте — почти всегда «куклы», а в театре драматическом должны быть живые люди. Актерам трудно, ведь у пятерки героев есть биография, есть прошлое, которое можно досочинить и играть. А у актеров хора прошлого нет, им не за что зацепиться. Каждому из них нужно продумать, чем индивидуален его герой и каким-то образом индивидуальность эту реализовать... Наш хор — молодые современные ребята. Они очень иронически относятся к пьесе, которую смотрят как бы со стороны, из опыта нашего времени. Главные герои со всеми своими страданиями, терзаниями, высокопарными чувствами поначалу кажутся хору смешными и нелепыми. Для них это плюсквамперфект — давно прошедшее время, дескать: «Подумаешь, мы и похлеще видывали». Но по ходу действия их высокомерие и цинизм должны постепенно перерасти в уважение к высокому накалу искренних бескорыстных чувств, страсти, любви. Это и есть путь хора. Ребятам действительно очень трудно.

А вам? Режиссеров учат рецептам создания музыкального спектакля? Существует формула успеха для постановок в этом жанре?

Нет, для меня этот жанр тоже нов, ведь никогда ранее в нашем театре спектаклей такой природы не ставили. Но рецептов успеха нет ни в каком жанре. А по готовой формуле можно ставить разве что китч. В каждом новом спектакле, несмотря на весь твой опыт, несмотря на все твои знания, ты сталкиваешься с огромным количеством новых проблем, которые надо решать... И «Любовное безумие» не исключение. В принципе, это притча о любви — бескорыстной, высокой, духовной. Любовное безумие, страсть поражают всех героев спектакля, в том числе пожилого Альбера (его играет Борис Вознюк). Он мечтает соединиться с молодой девушкой, своей воспитанницей Агатой (Анна Артеменко). Но если б молодость знала, если б старость могла…

Здесь все необычно. Даже сценография, созданная замечательным театральным художником Марией Левитской, иная, она требует совершенно других подходов. Мы замыслили декорацию как соотношение начала XVIII века, когда написал свою пьесу Реньяр, с современностью. Ведь хор — это сегодняшние молодые ребята.

Олег Ефремов как-то говорил, что может репетировать только со сверстниками, что молодежь он не понимает. В «Любовном безумии» занята в основном молодежь. Как вам с ними работается?

Может быть, это прозвучит слишком самонадеянно, но мне с ними легко. И мне кажется, мы находим общий язык. В современных молодых есть и любовное безумие, и рационализм, и прагматизм, и боль... Со времен Реньяра молодежь по чувствам своим мало изменилась. Быть может, проявляют их теперь по-другому — в иных формах, иных конфликтах. Вот и все.

Другой вопрос — мера профессиональной готовности молодого актера осуществить то или иное предложение режиссера. Вот это проблема, с которой столкнулись и наши актеры. Но они уже начинают ее решать, а это движение вперед в профессии.

Классики и современники

Странно, но до сих пор ваш театр не обращался к одному из «трех китов» мировой драматургии — Мольеру. Почему? Что подтолкнуло в этом сезоне поставить «Мнимого больного»?

Русский театр вообще не может похвастаться большим количеством хороших спектаклей по Мольеру. Прежде всего потому, что техника французского артиста более совершенна, нежели техника артиста русского. Стремительность мольеровского диалога, его заразительность, парадоксальность, помноженная на легкий и почти воздушный французский язык, для славянского артиста — проблема. Он либо старается работать в этой манере и «глотает» половину текста, либо играет Мольера, как Островского, но тогда теряется ритм и индивидуальная природа чувств, и зрителю становится неинтересно. Вот почему мы так долго подбирались к этому драматургу. Но надо же когда-то начинать. «Мнимый больной» — последняя пьеса Мольера. Работая над ней, он уже был болен, у него возник конфликт с властью, и в добавок ко всему его бросила молодая жена... В общем все прелести реальной жизни навалились разом. И это отражено в пьесе. Если помните, по сюжету пожилой дворянин Арган женится на молоденькой, наивно полагая, что она его любит. Она же заводит себе любовников и ждет не дождется смерти мужа, чтобы завладеть наследством. Вполне типичная ситуация.

Проблемы из реальной жизни автора стоит привносить в спектакль, тем более в комедию?

Все зависит от режиссера, артистов, взгляда на пьесу. Этот спектакль ставлю не я, а Аркадий Кац. Было бы по крайней мере некорректно вмешиваться в эту работу, давать какие-то рецепты режиссеру, 30 лет возглавлявшему один из лучших театров Союза — Рижский театр драмы. Я только попытался организовать жизнь театра так, чтобы ему работалось у нас комфортно. Мне кажется, что спектакль получился, что зрителям он будет интересен. Меня подкупили замечательное сценографическое решение и то, что в спектакле есть определенное соотношение фарса, сатиры и пронзительной духовной составляющей. К тому же здесь задействован блестящий актерский состав: Давид Бабаев, Татьяна Назарова, Ирина Новак, Александр Гетманский... Посмотрим, что получится, — премьера буквально завтра. Во всяком случае я рад, что афиша театра пополнится спектаклем по Мольеру. Если учесть, что в прошлом сезоне мы выпустили Шекспира, в этом выпускаем Мольера, Гете, репетируем Реньяра, то, конечно, этот год можно считать годом классики. В октябре мы, очевидно, начнем работу над «Нахлебником» Тургенева. Эта пьеса, написанная в 1848 году, бесконечно современна сегодня. Беспощадно и жестко она говорит об унижении и угнетении богатыми бедных. За полторы сотни лет ничего не изменилось, многие живут по принципу: раз у меня есть деньги, я могу позволить себе все.

«Продавец дождя» Ричарда Нэша когда-то ставили режиссер Леонид Варпаховский и сценограф Давид Боровский. То, что Русская драма решила обратиться к этой пьесе, — дань уважения мастерам, прославившим этот театр?

Эта американская пьеса очень понравилась режиссеру Ирине Барковской. В ней существует определенный духовный потенциал. Пьеса непростая, в хорошем смысле психологическая. Главную роль в спектакле сыграют прекрасные артисты: Ольга Кульчицкая, Дмирий Савченко, Кирилл Кашликов, Юрий Гребельник, Виктор Алдошин, Валерий Зайцев, Женя Авдеенко, Стас Бобко. Там замечательные роли, и вообще, пьеса достойна того, чтобы быть в репертуаре театра. В этом сезоне мы также приняли к постановке «Доктора философии» Бранислава Нушича. Это замечательная комедия о том, как продаются и покупаются дипломы. Тоже актуальная сегодня проблема. Мелодраму «Женщины. Фрагмент. Скандал без антракта» очень интересного драматурга одессита Александра Марданя ставит актриса Ирина Дука. Там тоже современные проблемы, стучащиеся в дверь. В нашем театре три площадки, и это дает нам возможность открывать сезон сразу тремя премьерами: «Мнимого больного» зрители увидят на большой сцене, «Женщины. Фрагмент» — на новой, а «Страдания юного Вертера» — на сцене под крышей. Конечно, это требует определенного напряжения в работе театра, собранности актеров и работников всех цехов, но, думаю, мы справимся.